Сюжет с интригой про то, как впервые великий аргентинец
явился русскому читателю
Борхес,
Кортасар, Гарсиа Маркес... Гарсия Маркес, Борхес, Кортасар. Похоже, у
нас сегодня на этих трех именах сошелся клином весь свет латиноамериканской
литературы. Ночью и днем только о них. Нет, конечно, издают время от времени
и других прославленных писателей Латинской Америки: того же Варгаса Льосу,
Онетти или Фуэнтеса, но как-то бесшумно. А сколько еще сегодня в латиноамериканской
литературе блистательных мастеров слова, давно прославленных в Европе!
Попутно скажу, что в самом понятии “латино-американская литература”, по моему скромному разумению,
есть нечто весьма упрощенное и даже отчасти оскорбительное для писателей
двух с лишним десятков стран, расположившихся на двух американских континентах.
И может, в том и кроется одна из причин, по которой мы сегодня вполне
довольствуемся именами трех гигантов мировой литературы: Борхеса, Кортасара,
Гарсиа Маркеса. К тому же они “раскручены” вовсю, а других раскручивать
некогда, время – деньги, особенно издательское время.
Впрочем, я собралась писать не о том. Это так, всплеск
эмоций. Борхеса теперь издают без передыха, книги его на полках магазинов
и в книжных развалах – повсюду, и как тому не радоваться! Упомянуть имя
Борхеса в тонкой беседе или в изысканной статье – самое оно. А у меня
на памяти давняя история, впрочем, не такая уж давняя, всего-то двадцатилетней
выдержки, и ныне наверняка малопонятная новому поколению. Это сюжет с
интригой, с драматической завязкой и счастливой развязкой про то, как
впервые великий Хорхе Луис Борхес явился русскому читателю.
Начну сначала: в середине 70-х годов мне предложили составить
антологию современного аргентинского рассказа (было тогда увлечение подобными
антологиями). Предложили эту вполне почетную работу в любимом мною тогда
издательстве “Художественная литература”, в родной редакции литературы
Испании, Португалии и Латинской Америки, которую с ее рождения возглавлял
Валерий Сергеевич Столбов и где с полной отдачей, вкладывая в работу душу,
трудились прекрасные редактора.
Тут надо сказать хоть несколько слов о Валерии Столбове,
иначе что-то важное в моем рассказе пропадет. Его уже нет на свете десять
лет. А это был человек по-детски взрывной, порой безоглядно либеральный,
влюбленный в поэзию, в литературу, в свое дело, и сам очень даровитый
переводчик. Он многое определил в появлении у нас удивительной прозы и
поэзии Испании, Португалии и стран латиноамериканского континента. Не
узнать бы нам в те времена стольких ярких и значительных латиноамериканских
и испанских писателей, не будь такой лихости в характере Валерия Столбова,
не будь такой увлеченности у всей его великолепной команды, тут следует
упомянуть и переводчиков, и особо хитроумных авторов предисловий, которые
научились подавать “буржуазных авторов” с таким гарниром, что и цензуре
не поперхнуться.
Сборник рассказов аргентинских писателей появился на
свет лишь в 1981 году по целому ряду причин, внятных и теперь невнятных.
О внятных, касаемых долгостроя, возникающего порой из-за всяческих непредвиденных
задержек в издательском процессе тех лет, говорить не стоит, а о невнятных
– ниже. Начав работать над составлением, я с испугом почувствовала, что
тону в материале, кого отобрать, кого нет, да и моя профессиональная подготовка,
мягко говоря, недостаточно высока, но зато я работаю в ВГБИЛ, значит,
при книгах, при прессе, к тому же еще и при прессе Спецхрана, то есть
на особом, считай, привилегированном положении. Словом, в курсе.
Написала письмо одному именитому аргентинскому профессору
словесности, и он любезно прислал мне список из 45 авторов, который заканчивался
вполне определенно – “и так далее”. Естественно, что из всех книг и со
страниц журналов и газет на меня смотрел Хорхе Луис Борхес. В ту пору,
признаюсь, я имела весьма смутное представление об этом всемирно известном
писателе, однако уже хорошо знала, какие именно выпады он допускает против
СССР, как общается с Пиночетом (тогда это был полный криминал), и вообще.
Словом, автор непроходной по всем статьям.
С составлением долго мучалась, потому как жанр рассказа
в аргентинской литературе разработан прекрасно, а выбор из лучшего – нет
труднее. И рассказ “Сад разветвляющихся тропок” Хорхе Луиса Борхеса я
включила вопреки тому, что его автор – яростный критик советского тоталитаризма.
А чего? Уж этот знаменитый рассказ в переводе Бориса Дубина, настоящего
в дальнейшем открывателя Борхеса в России, никакого отношения к политике
не имеет, авось проскочит под крышей других рассказов. А Валерия Столбова
очень по-дружески посвятила в интригу, но не слишком подробно, чтобы,
как теперь говорят, “не грузить”. Он насупился, но глаз блестел озорно,
и я поняла, что мысленно одобряет, даже ободряет.
Нашей замечательной молодой поэтессе и переводчику с
испанского Наталии Ванханен тогда впервые доверились и поручили редактировать
переводы аргентинцев. (У нее с этой антологией и с Борхесом свой драматический
сюжет, есть что рассказать при случае.) Итак, книгу к печати она подготовила,
и вдруг грянул гром. Да так, что все вокруг задрожало и загрохотало. Наверх,
то есть в дирекцию и еще выше – в отдел культуры ЦК, а может, и еще куда,
– поступил сигнал от авторитетного и бдительного человека: враг, мол,
не дремлет, в “Художественной литературе” нежелательные составители протаскивают
совершенно нежелательных авторов, открытых антисоветчиков и мракобесов.
И тут покатилось, застремилось!
Срочно созвали партийное собрание, тогдашний
куратор латино-
американской редакции и высокий издательский начальник
Владимир Рынкевич, ознакомившись с подготовленной к печати рукописью,
пафосно срамил с трибуны сотрудников: не дозволим, налицо антисоветские
происки, куда смотрела редакция. Борхеса, нашего идейного врага, убрать
и не поминать его имя никогда, да и вообще – что могут сказать об аргентинском
народе писатели, к примеру, с фамилией Розенмахер? Не знал, бедный, что
и еврей Хорхе Луис Борхес, если верить столь убедительной по тем временам
логике, тоже не может. Словом, хоть плачь. И никакого смеха – выкидывают
злодея Борхеса и всех Розенмахеров.
Валерия Столбова к тому времени отправили на пенсию,
видимо, за непокорный, лихой нрав и партийную мягкотелость. Я к нему бросилась
за советом, он слушает, снова хмурится, подвела, говорит, под монастырь
любимую редакцию, напихала антисоветчиков, а в глазах снова озорной блеск.
Короче, от Борхеса отступились все. А во мне взыграло. И с пафосом – составитель
я или кто? Пойду на принцип! И процесс рванул с головокружительной скоростью.
Случилось, в ту пору в московской партийной гостинице
жил красавец Альфредо Варела, известный аргентинский писатель-коммунист,
с прочным титулом “друг Советского Союза”. Я с ним была не так чтобы очень
знакома, но осмелилась, позвонила и в разговоре спросила напрямик: “Может
ли антология аргентинского рассказа выйти без Борхеса?” Пауза была. Была
пауза. Но за ней последовало – нет! С восклицательным знаком. Тут я ему
торопливо выложила некоторые подробности и зачастила умоляюще: “Позвоните
в ЦК вашим друзьям, а они наверняка поймут вас правильно”. “Ты меня застала
чудом, – задумчиво сказал Варела, – через полчаса я улетаю, не успею”.
Но меня понесло, как с ледяной горки. “Вот, – говорю, – в аэропорту вы
им все и скажите, они же поедут вас провожать. А я, с вашего разрешения,
доложу руководству издательства о вашем мнении, что чрезвычайно важно”.
Не помню дословно, но что-то близко к этому. К чести Альфредо Варелы,
он захотел втолковать все что надо друзьям из ЦК, и они – о радость! –
вникнув в ситуацию, позвонили руководству издательства.
Итак, звонок с самого верха – это уже почти победа.
Но сердце мое чуяло: останавливаться нельзя, мало ли что. И как нельзя
кстати в ту пору поэзией и многим другим ведала в Союзе писателей СССР
наша любимая поэтесса Римма Казакова, к тому же, если память мне не изменяет,
она была рабочим секретарем правления Союза писателей СССР, а это для
любого высокого чиновника более чем убедительно. И так все сошлось, что
и ее я тоже знала и относилась (и отношусь) к ней с нежностью и душевным
доверием.
Чуть ли не ворвалась к ней в кабинет, рассказала торопливо
и доверительно, больше нажимала на мнение Альфредо Варелы, с которым она
была в дружбе и к тому времени перевела целую книгу его стихов. Вот так
легли карты, нарочно не придумаешь. Римма Казакова ведать не ведала про
Борхеса, да кто тогда ведал-то, кроме Валерия Земскова и Бориса Дубина,
ныне таких маститых и таких признанных! Но чуткая Римма меня поняла, сразу
поняла. Собственно, если б не она, все бы, пожалуй, и сорвалось. “Ну что
за возня вокруг твоего Борхеса, сейчас все устроим!” – сказала она ре
"Литературная газета", 2002
>