Испаноязычный мир       
 
Русский Español English 
       Главная   Галерея   Слайдшоу   Голос   Песни   Фильмы   ТВ   Радио   Новости  Уроки  Мобильная версия
   Добро      пожаловать!
   Регистрация
   Вход
   Поиск
    Обучение
   испанскому
   Каталоги
   Поэты
   Переводчики
   Художники
   Хронология
   Тематика
   Рейтинг
   Поэзия стран
   Аргентина
   Боливия
   Бразилия
   Венесуэла
   Гватемала
   Гондурас
   Доминик.Респ.
   Испания
   Колумбия
   Коста-Рика
   Куба
   Мексика
   Никарагуа
   Панама
   Парагвай
   Перу
   Пуэрто-Рико
   Сальвадор
   Уругвай
   Чили
   Эквадор
   Другая
   Об авторах
   Поэты
   Переводчики
   Художники
   Композиторы
   Исполнители
   Фотографии
      поэтов
   Фотографии
      переводчиков
   О сайте
   Donation
   Авторам
      сайта
   Контакты




 

 Версия для печати 

Борис Дубин : Испаноязычный мир: поэзия, изобразительное искусство, музыка, голоc.

Борис Дубин
 




Страница: | 1 | 2 | 3 | 4 |

«Переводчик перебирает варианты до «сотых интонаций»

Дубин Борис Владимирович (1946 г.) — социолог, литературовед, переводчик с английского, испанского, французского, польского, португальского.

В его переводах публиковались произведения Антонио Мачадо, Хуана Рамона Хименеса, Федерико Гарсиа Лорки, Сесара Вальехо, Хосе Лесамы Лимы, Октавио Паса, Гийома Аполлинера, Хорхе Луиса Борхеса, Эмиля Мишеля Чорана, Анри Мишо, Мориса Бланшо, Ива Бонфуа, Филиппа Жакоте, Фернандо Пессоа, Эндре Ади, Кшиштофа Бачинского, Чеслава Милоша и др.

Лауреат премий «ИЛ» (1992, за перевод эссе Милоша «Достоевский и Сведенборг») и «Иллюминатор» (1994, за подготовку трехтомника Борхеса), премии имени А.Леруа-Болье (за серию публикаций французской эссеистики, поделил с С.Зенкиным), имени Ваксмахера (за переводы Бонфуа и Жакот, поделил с М.Гринбергом).

Автор сборника статей «Слово — письмо — литература: Очерки по социологии современной культуры», Москва, Новое литературное обозрение, 2001.

В «Художественной литературе» я начинал как «поэт-переводчик»

Задолго до занятий каким бы то ни было переводом мы с университетским товарищем ходили в гости к Борису Абрамовичу Слуцкому, показывали ему свои стихи (он нас увидел в конце 1965 года на вечере СМОГ'а в Центральном Доме литераторов). Однажды он и говорит: «Вы вот хвалитесь, что знаете французский, так давайте, переводите», — и направил нас в издательство «Художественная литература», к своему товарищу Олегу Степановичу Лозовецкому, который в то время только что сделал томик Бодлера в серии «Сокровища лирической поэзии» и готовил там же Верлена. Олег Степанович вылил на нас ушат холодной воды: «Хотите — переводите на конкурсной основе, но знайте, что в конкурсе участвует даже Левик». Я струхнул и ничего не стал тогда делать.

Прошло несколько лет, мой друг поэт Сергей Морозов принялся переводить Гейне, а я из зависти попробовал переложить несколько стихотворений Бодлера. Работа была абсолютно негодная, но хорошо, что именно Бодлер стал для меня начальной школой. Он и сейчас мне очень важен, не зная его творчества, не понять литературу XIX и ХХ века. Потом я решился показать эти переводы в «Художественной литературе». Это был уже 1970 год. Олег Степанович был в отпуске, но я ему оставил рукопись. Когда я зашел в следующий раз, он сказал: «Я показал Ваши работы переводчику Анатолию Гелескулу. Он сейчас должен придти и хотел с Вами поговорить». К тому времени я знал многие переводы Анатолия Михайловича, в том числе из Лорки, и разволновался. Гелескул мне говорит: «Зачем вам Бодлер? Во Франции был только один поэт — Верлен. Ну, может, еще Нерваль, Аполлинер... А вообще, учите испанский, вот где настоящая поэзия».

Лозовецкий предложил нам, в первую очередь, конечно, Анатолию Михайловичу, сделать переводы для 2-х томника Готье, который он тогда готовил. В этой книге, кроме меня, дебютировали Григорий Кружков, Анна Наль... Олег Степанович стал моим первым редактором, школил меня беспощ. Он же познакомил меня с испанской и славянской редакциями «Художественной литературы», с которыми я потом сотрудничал много лет.

Мне, могу теперь сказать, везло на хороших людей. Когда я начинал переводить, мне очень помогли О.С.Лозовецкий, А.М.Гелескул, испанская редакция и руководивший ею Валерий Сергеевич Столбов, наконец, жена Олега Степановича, Елена Ивановна Малыхина, замечательная унгаристка, которая предложила мне переводить Эндре Ади, это один из считанных переводов, которые я делал с подстрочника (он стал первой моей публикацией в журнале «Иностранная литература» — Борхес до этого «не прошел»). А вообще, когда мне очень хотелось что-нибудь перевести, я учил язык. Так было в случае с Мачадо, потом с Китсом (я вспомнил для него «школьный» английский), с Бачинским, с Пессоа.

Начинал я как «поэт-переводчик» (так это тогда называлось) и долгие годы переводил мало, хотя и с нескольких языков. Некоторые переводили много и на хорошем уровне — например, Виктор Топоров, а для меня было хорошо, если в год я переводил строк 200-300. Понятно, на жизнь этим не заработаешь, впрочем, я такой цели и не ставил.

«Разошелся» я к 1990-му году, начал переводить — да еще и в газетах печатать! — прозу поэтов или тех писателей, которые не умели и не хотели работать в классических прозаических жанрах, таких как Чоран или Борхес. Борхес вообще не понимал, как в ХХ веке писать роман да и зачем это может быть нужно писателю. У него есть новеллы на страницу или даже на пол-страницы. Поздние его вещи — это вообще несколько строчек, такой своеобразный конспект новеллы или новелла как собственное оглавление.

Где вы учились?

На филфаке МГУ, отделение «Русский язык за рубежом», вместе с Михаилом Филипповым, потом ушедшим в театр, с Виктором Ерофеевым... Я был не очень прилежным студентом, хотя и не без тяги к языкам. Тогда я хотел заниматься не литературой, а скорее лингвистикой, первые курсовые писал по языкознанию (у Т.П.Ломтева), по лингвистической поэтике (у М.В.Панова), только потом стал заниматься у К.И.Тюнькина Достоевским, восприятием его романов Мориаком.

Кто по профессии ваши родители?

Они — выходцы из деревни и первыми в своих семьях стали городскими жителями, да еще столичными. Хотя в конце 20-х в Москву приехала моя бабушка с маминой стороны, но она к этому времени была уже взрослым человеком, стала работать на фабрике, была простой рабочей, об изменении уровня образования, повышении статуса даже и не думала. Ее задача была выжить, вырастить семью, и она с ней справилась.

В Москву она приехала уже с детьми?

Да.

У второго поколения горожан обычно бывает уже другая задача — получить образование, добиться приличного положения. А третье, как правило, занимается делами не столько «земными» (они уже до них сделаны), сколько «воздушными»: хочет понять себя и других, работает с символами, придумывает легенды, снимает фильмы, пишет книги. Я — из такого вот третьего поколения.

По советской номенклатуре мои родители «служащие». Отец, Владимир Илларионович, военно-медицинский работник, а мама, Лидия Федоровна, педиатр. С одной стороны, у них среднее и высшее специальное образование, но они были еще почти не затронуты той книжной, чисто символической культурой, которой стал жить я и в которой — как уже в «готовой» — живут мои дети. Я (не я один, а люди моего поколения) первым в семье перешел на шариковую ручку, освоил пишущую машинку, компьютер, языки, стал бывать за границей (отец служил несколько лет в советских войсках в ГДР).

Для меня городская, столичная реальность — разорванная, многоязычная, с одной стороны, требовательная, с другой, равнодушная, с третьей, реальность, в которой ты сам ищешь смысл, «заводку», ориентиры и никто тебе не подскажет, что и как, — сродни задаче переводчика. Ты всегда оказываешься в ситуации новичка. По-моему, именно так переводчик и представляет себе мир, работу со словом, отношение к переводимому автору, к будущему читателю... По крайней мере, это касается того перевода, который я для себя считаю переводом, хотя для кого-то, наверное, это вообще не перевод.

С классической точки зрения, есть две модели перевода: одна буквально-учебная, так примерно составляют словари, слева — слова по-французски, справа по-русски, а если словарь английский, то посередине еще условная транскрипция. Над каждым иностранным словом в таком переводе пишется русское, и если работу немного подправить, учебный перевод готов.

Второй тип перевода — собственно классический, выразительный, художественный. Образец такого перевода, и один из лучших — Николай Михайлович Любимов. С одной стороны, должны быть замечательные тексты мировой литературы, в основном реалистического направления, герои которых говорят на разных характерных языках, для которых надо найти эквиваленты в специальных словарях, в словаре Даля, русской классической литературе, в речи своей бабушки, а найдя эти регистры, передать их наилучшим образом. К тому же произведения должны быть более или менее жизнеподобными, даже такая гротескная литература, как у Рабле, должна колебаться вокруг этих значений, тогда для нее можно искать осмысленные эквиваленты или создавать их, как и делал Николай Михайлович.

Однажды на своем семинаре он рассказывал, что составляет для работы словари синонимов, ассоциаций, эпитетов... «Какой, например, бывает смех?» — «Громкий, раскатистый, влажный...» То есть в этих словарях он фиксировал все ресурсы русского народного и литературного языка. В таком случае задача переводчика — использовать сложившееся и знать, где его искать, поэтому лучше, если эти «копилки» будут поближе к переводчику, у него под рукой.

Я так не умею, мне это неинтересно. Может быть, потому, что я начинал с переводов поэзии. В лирике с этими умениями делать нечего...

«Я стал искать промежуточные формы — афоризмы, прозу поэтов...»

Чем, по-вашему, перевод поэзии отличается от перевода прозы, если вообще чем-то отличается?

Главное отличие в том, что у поэзии поэтический язык, а не испанский или французский: он живет общим строем, который и есть смысл, и он важней, чем отдельное слово, даже самое яркое. Именно поэтому такие замечательные умения, как, например, характерные наречия и др., значимы только на ее краях, когда поэзия становится балладной, как у Киплинга, или игровой, как у Леона де Грейффа. В таких случаях переводчик тоже подходит к языку как к готовому, только идет не от первых значений, а от шестых. В любом случае, здесь есть более или менее твердый критерий, по которому переводчик, редактор или литературный авторитет может сказать: «Все, есть, ты нашел!..»

Для такого типа перевода — я бы назвал его переводом-стилизацией — у меня нет ни умений, ни знаний языка оригинала, ни знаний родного языка. Хотя, по-моему, у меня сравнительно неплохой русский языковой запас: деревенская бабушка, детство на окраине Москвы, в Текстильщиках, дворовый говор, очень ранн




Страница: | 1 | 2 | 3 | 4 |     Дальше>>


Автор текста: Елена Калашникова




Издано на mir-es.com



Комментарии произведения : Испаноязычный мир: поэзия, изобразительное искусство, музыка, голоc.
 Комментарии



Оставить свой комментарий

Обязательные поля отмечены символом *

*Имя:
Email:
*Комментарий:
*Защита от роботов
Пять плюс 3 = цифрой
*Код на картинке:  



Вернуться назад





     



 
Получите электронный абонемент mir-es.com


Купить абонемент

с помощью ЮMoney   



Для развития проекта mir-es.com ссылка

Устанавливайте HTML-код ссылки:

BB-код для форумов:







Главная   Новости   Поэзия   I   Переводчики   I   Галерея   Слайд-шоу   Голос   Песни   Уроки   Стихи для детей   Фильмы  I   Контакты      Регламент

© 2023 г. mir-es.com St. Mir-Es



Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом.
При использовании материалов указание авторов произведений и активная ссылка на сайт mir-es.com обязательны.

       
         


Яндекс.Метрика