Он писал всегда на обрывках, кое-как. До сих пор — вот, например, недавно в библиотеке Конгресса США нашли случайно где-то заткнутый черновик стихотворения Лорки, которое вошло в его сборник «Поэт в Нью-Йорке» —там есть строки, которые не вошли в печатную версию этого сборника. О себе, повторюсь, он писал… Я бы сказал — совсем не писал. Он чем-то делился со своими друзьями, которых у него было очень немного. Это был, конечно, в первую очередь Сальвадор Дали, и отдаление от Дали было очень большой трагедией для Лорки, он с трудом пережил это. Это Анна-Мария Дали, отчасти это Луис Бунюэль, знаменитый кинорежиссер. Они были тройкой такой — в студенческой резиденции в Мадриде, в молодости где они жили. Такое было общежитие для студентов элитных мадридских вузов, разных вузов. Это была тройка — Дали, Бунюэль и Лорка. И больше, я бы сказал, у него друзей не было. Были какие-то его сотрудники в его театре «Ла Баррака», который путешествовал по всей Испании, давая представления из испанской народной драматургии, народного театра. Но близких людей у него не было. Конечно, да, вы правы, может быть, запросы у него были высокие. Но так можно сказать про любого великого выдающегося человека, а среди них есть и те, которые обрели вполне счастье.
А. Митрофанова
— Например, Федор Михайлович Достоевский.
М. Паласио
— Например.
А. Митрофанова
— Как говорят про его жену Анну Григорьевну Сниткину — «не всем в русской литературе так с женами везло». Но ему повезло. Но он заслужил — он настолько выстрадал это счастье, что, конечно, понятно, откуда оно взялось в его жизни. Вы упомянули уже театр Лорки, который назывался «Ла Баррака», я не знаю, в курсе ли наши слушатели, что это было за явление. Это же, если я не ошибаюсь, был студенческий театр.
М. Паласио
— Да. Молодежная труппа.
А. Митрофанова
— Молодежная труппа, которая говорила о том, что… Не то, что говорила, а просто отличительной особенностью этого театра было то, что он развернулся в сторону фольклора и вообще народного такого голоса в испанском сознании, в испанском менталитете. Причем это считается некоей революцией такой Лорки в испанском театре. Чтобы не уходить сейчас в глубокие дебри по поводу того, что такое испанский театр и прочее, прочее — вы могли бы дать, что называется, картину эпохи, наверное, чтобы объяснить, а в чем был прорывной момент? Ведь вы упомянули Сальвадора Дали, вы упомянули Луиса Бунюэля. И тот и другой — рафинированные эстеты. Это вряд ли рифмуется с народным театром Гарсиа Лорки. Что происходило тогда в Испании, что происходило с ним, как он до жизни такой дошел? Извините за вопрос.
М. Паласио
— Лорка, хотя тоже принадлежал к рафинированным кругам, он был из богатой семьи — его отец был очень состоятельным землевладельцем — с юности, во многом благодаря своему старшему другу и учителю Мануэлю де Фалья, знаменитому испанскому композитору, который жил в Гранаде, в родном городе Федерико Гарсиа Лорки, — он развернулся к фольклору. Он считал, что фольклор, особенно испанский, ориентирован не в прошлое, а ориентирован в будущее. Он воплощает в себе народные корни, корни народного искусства, народного творчества, способствует развитию национальной культуры. И если посмотреть не только на театр, но и на поэзию Лорки — вот «Канте хондо» — это музыкальный стиль, который древнее фламенко. Его часто путают с фламенко или сравнивают, но это абсолютно самостоятельный стиль, который родился на несколько столетий раньше, чем фламенко. Вся андалусская многогранная кастильско-арабско-цыганская культура — все они вплетены в творчество Лорки. Он был поэтом, который искал вдохновения среди народного театра и народной поэзии. Он считал, что именно там Испания, испанская культура, которая переживала в начале 20-го века серьезный кризис, найдет себе путь продолжать развиваться. Помимо того, что это была творческая революция — театр «Ла Баррака» — это была революция общественно-политическая. Потому что тогда власть испанская — это был очень сложный период, как мы помним, — накануне гражданской войны…
А. Митрофанова
— Это вы помните. А вот мы не очень помним. Поэтому я вас и просила, чтобы вы нам чуть-чуть подсветили реалии той эпохи.
М. Паласио
— Я пытаюсь подсветить. 1936-39-й год — самое страшное время в истории Испании — гражданская война, раны которой испанское общество до конца не залечило до сих пор.
А. Митрофанова
— А мы с ними действительно похожи, с испанцами.
М. Паласио
— Да. И Лорка — я надеюсь, что мы об этом поговорим в будущем в рамках нашей программы, — Лорка был чуть ли не первой жертвой, по крайней мере первой знаменитой жертвой гражданской войны. Вот в этот период — 20-30-е годы — кипели политические страсти, и правительство правых всячески не способствовало развитию именно народного театра. Они считали, что в народном театре зреют революционные зерна. Они хотели, чтобы в испанских театрах шли классические испанские пьесы или пьесы других драматургов из других стран. Лорка смог открыть театр «Ла Баррака» благодаря своей дружбе с правительством социалистов. Но когда пришли правые в начале 30-х годов, они свернули финансирование этого театра «Ла Баррака». Но Лорка все равно — он уже был известным поэтом и драматургом и в Испании, и за ее пределами, — он находил на первых порах какие-то средства, чтобы продолжать путешествовать с этим своим обозом. Этот театр представлял несколько фургончиков, запряженных лошадьми.
А. Митрофанова
— Мигель Паласио — руководитель Учебно-методического управления Общецерковной аспирантуры и исследователь, переводчик поэта Федерико Гарсиа Лорки сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера».
К. Мацан
— Я бы хотел сейчас от темы театра немножко отойти, театра Гарсиа Лорки, я имею в виду. И спросить вот о чем: в принципе, литература той эпохи, первой половины 20-го века, то, что мы в России называем западной литературой 20-го века — это во многом литература переживания богооставленности. «Потерянное поколение» в произведениях Ремарка и Хемингуэя, «Шум и ярость» Фолкнера, знаменитое «Превращение» Кафки — что-то такое, где человек мучительно ищет для себя смысл жизни, пытается его нащупать. Где-то ему это удается, где-то нет. Вы говорите, что в этой палитре есть поэт Гарсиа Лорка, который находил успокоение, приходя в церковь. Который, думая о смерти, в каком-то смысле, искал ответ на вопрос о смерти в христианстве. Вот расскажите о том, какое место эта тема занимала в его творчестве, и каким образом он с этой темой работал.
М. Паласио
— Начнем с того, что само провидение, наверное, Лорку к теме христианства подталкивало. Ведь при рождении ему дали имя Федерико Святейшего Сердца Иисусова Гарсиа Лорка — так было его полное имя.
А. Митрофанова
— Ничего себе!
М. Паласио
— С этим именем он был крещен. Гарсиа Лорка учился в иезуитском колледже, правда, где он страдал от чрезвычайной дисциплины (смеются), наказаний и муштры.
К. Мацан
— Творческая личность.
А. Митрофанова
— Безусловно. В рамки не вписывается ни в какие.
М. Паласио
— Ему было трудно вписаться в рамки, это правда. Его мама Висента Лорка, которая была школьной учительницей, была очень глубоко верующей женщиной, водила его на все воскресные мессы, как это положено. И более того, Федерико, будучи мальчиком, когда ему было лет 7-8, с таким восхищением смотрел на священника, с таким восхищением смотрел на дым кадила, слушал мессу, что захотел стать таким же как он, как он выражался — волшебником — так он называл священника. И он устроил на заднем дворе своего дома нечто наподобие храма, соорудил алтарь, притащил скульптуру Богоматери, облачился в нечто похожее на одежды священника и стал совершать…
К. Мацан
— Папину рубашку длинную. (Смеются).
А. Митрофанова
— Очевидно.
М. Паласио
— Причем служить одному ему не нравилось, поэтому он созывал всю свою семью, всех родных и, по окончании «богослужения», произносил проповедь. Мама его, воцерковленная женщина, не могла нарадоваться на сына, и была уверена, что он станет впоследствии епископом Гранады, а может быть, даже кем-то больше. Потом, когда Лорка начал писать, а писать он начал прозу сначала, а не поэзию. Он пришел к поэзии из прозы.
К. Мацан
— Это вообще малоизвестно в России, потому что, как мы говорили до эфира, проза практически не переведена.
М. Паласио
— Практически нет, особенно его юношеская проза. А писал он очень мало. Несмотря на то, что это все-таки начальные, первые его опусы, и не всегда они были отредактированы им самим, откорректированы, все-таки это полноценные произведения искусства, которые заслуживают внимания. И писал он как раз на темы религиозные. Его произведения 17-18-х годов, когда ему не было еще 20-ти лет — в основном касались Бога и Иисуса, он разделял два этих понятия. Я объясню почему. Был такой цикл у него, который занимает бо?льшую часть, по-моему, изданного сравнительно недавно его сборника юношеских произведений «О мистике, о плоти и духе». И вот там он бросает вызов… Ну, это грубо сказано — бросает вызов. Он обращается к Богу как к тому, кто поработил человека, кто не дает ему реализовать свои творческие способности, который полностью контролирует его жизнь. Ну, опять же тематика, которая встречается у очень многих писателей и поэтов. И совсем иначе он пишет об Иисусе. Иисус для него был в первую очередь человек. В своих произведениях Лорка даже наделял порой Иисуса своими собственными чертами и пытался в себе найти черты Иисуса. Самая характерная в этом плане его незаконченная пьеса «Христос. Религиозная трагедия», где тема даже и любви юного Иисуса, невозможной любви, точнее — невозможной любви к женщине поднимается.