Испаноязычный мир       
 
Русский Español English 
       Главная   Галерея   Слайдшоу   Голос   Песни   Фильмы   ТВ   Радио   Новости  Уроки  Мобильная версия
   Добро      пожаловать!
   Регистрация
   Вход
   Поиск
    Обучение
   испанскому
   Каталоги
   Поэты
   Переводчики
   Художники
   Хронология
   Тематика
   Рейтинг
   Поэзия стран
   Аргентина
   Боливия
   Бразилия
   Венесуэла
   Гватемала
   Гондурас
   Доминик.Респ.
   Испания
   Колумбия
   Коста-Рика
   Куба
   Мексика
   Никарагуа
   Панама
   Парагвай
   Перу
   Пуэрто-Рико
   Сальвадор
   Уругвай
   Чили
   Эквадор
   Другая
   Об авторах
   Поэты
   Переводчики
   Художники
   Композиторы
   Исполнители
   Фотографии
      поэтов
   Фотографии
      переводчиков
   О сайте
   Donation
   Авторам
      сайта
   Контакты




 

  Версия для печати

Хулио Кортасар. Явь и страсть Хулио Кортасара : Испаноязычный мир: поэзия, изобразительное искусство, музыка, голоc.

Хулио Кортасар. Явь и страсть Хулио Кортасара
 




Страница: | 1 | 2 | 3 |

В перечне благодарностей за помощь, который начерно сочиняет
парижский писатель-авангардист Морелли в самой знаменитой, главной
и, пожалуй, наиболее «теоретичной» книге Кортасара, романе
«Игра в классики», Латинскую Америку представляют два имени:
аргентинец Хорхе Луис Борхес и кубинец Хосе Лесама Лима.
Действие «Игры...» разворачивается, вспомним, на исходе 1950-х
годов. Той латиноамериканской литературы, которая через
несколько лет и надолго прикует внимание всех сколько-нибудь
серьезных читателей Запада, которую знаем и любим сегодня мы,
на общей литературной карте мира пока что просто нет. Борхес
и Лесама как писатели у себя на континенте вполне состоялись
уже к концу сороковых, однако их переводы, признание, слава
в Европе, США, в наших краях еще впереди 2.

Понятно, воображаемый пантеон латиноамериканской литературы у самого
Кортасара шире, чем у его романного персонажа. Шире, но не
намного. Из действительно значимых, известных и за пределами
Латинской Америки прозаиков старшего поколения, многократно
упоминаемых Кортасаром в книгах и в интервью, к уже
перечисленным стоит прибавить аргентинца Роберто Арльта, рано
умершего в начале сороковых,— и это, пожалуй, почти всё.
Кортасаровские сверстники и преемники — разговор особый; кстати,
большинство из них, включая названных ниже, особенно выходцев
из Ла-Платы, вероятно, открыли бы свои литературные святцы
теми же тремя только что приведенными именами Борхеса, Лесамы
и Арльта.

Имена эти для Латинской Америки, как теперь выражаются, знаковые.
Что они означают, что стоит за перечисленными ориентирами? По
необходимости коротко и упрощенно говоря, тут обозначены два
полюса будущих кортасаровских книг и, шире, завтрашней (на
тогдашний момент) латиноамериканской литературы в целом. С
одной стороны, полюс горячей, неприкрашенной, документальной
современности, реальности большого города и ее
реалистического письма,— назовем его полюсом «прозы», ключевое имя здесь
— Арльт. С другой, полюс небывалого и нездешнего, будь то
фантастика головоломки (как у Борхеса) или чуда (как у
Лесамы), игры (как у Лесамы) или кошмарного сна (как у того же
Борхеса), которая вторгается в окружающую реальность,
«договаривает», а то и обосновывает ее,— назовем этот полюс полюсом
«поэзии». Две эти точки, два начала, разрывающих сознание
писателя, можно назвать и по-другому,— скажем, заглавием книги
одного из любимых поэтов Кортасара, испанца в изгнании Луиса
Сернуды, «реальность и желание». А отсюда уже (углубимся во
времена чуть более отдаленные) один шаг до романтиков,
которые почти на два столетия вперед задали этот разрыв между
полюсами реальности и мечты как сам способ существования
современной литературы, своего рода формулу современности. Чтение
романтиков во многом сформировало мысль и почерк Кортасара
(как, впрочем, и Сернуды, и Лесамы, и Паса, и, как ни
парадоксально, даже Борхеса). И тогда становится понятным обращение
молодого писателя к фигуре, стихам и письмам Джона Китса,
понятны его переводы новелл Эдгара По, понятны рассыпанные по
страницам цитаты из Новалиса и Гельдерлина,— весь ход
критической мысли Кортасара, весь пафос его интеллектуальной
эссеистики. Теперь самое время сказать два слова о
кортасаровской биографии в ее связи с историей и литературой.

По всем стандартам, Кортасару с его анкетными данными полагалось бы
дебютировать — скажем, двадцатилетним, как его одногодку
Октавио Пасу — в середине 1930-х годов, в полную силу
развернуться за сороковые и стать признанной звездой в пятидесятых.
Ничего этого не произошло. И не только потому, что Кортасар с
юных лет до последних своих дней на всяческие стандарты,
включая возрастные, плевать хотел, что в молодости он был
отчаянным бирюком, публичности и шумихи избегал, в лидеры и
мэтры вообще никогда не рвался, а его первых публикаций
фактически не заметили. Все это факторы вполне реальные, уколы тоже
достаточно ощутимые, и все они в его жизни были. Но, если
говорить всерьез, то тут — как в биографии любой крупной
личности — действовали силы куда мощней.

Фантастическая земля европейских хроник и утопий ренессансной эпохи,
Латинская Америка — и Аргентина вместе с нею — вынырнула из
хлябей исторического небытия XVII-XIX столетий вообще очень
поздно. На литературной карте мира эта наново сотворенная
европейскими переселенцами и потомками эмигрантов Атлантида
появилась меньше полувека назад, в гремящих шестидесятых, но
зато уж молниеносно. Несколько десятилетий схлопнулись при
этом как пластинки веера. Так и вышло, что родившиеся еще в
предпоследнем году XIX века аргентинец Борхес или гватемалец
Астуриас оказались, по меркам словесности, едва ли не
сверстниками собственных «детей» — мексиканца Карлоса Фуэнтеса
(родившегося в 1928 году) или кубинца Гильермо Кабреры Инфанте
(в 1929-м), аргентинца Мануэля Пуига и мексиканца Сальвадора
Элисондо (появившихся на свет в 1932-м) или перуанца Марио
Варгаса Льосы (и вовсе в 1936-м). В сознание читателей
Европы и Соединенных Штатов они ворвались вместе.

Кортасар, для которого шестидесятые годы — время «Игры в классики» и
«62. Модель для сборки», «Историй о хронопах» и «Последнего
раунда» — стали периодом наиболее радикальных литературных
поисков и первого настоящего признания, если вообще не
самого высокого взлета, на старте припозднился. Он попал как бы в
расщеп между двумя названными поколениями: то ли
«племянник» первых, то ли «старший брат» вторых («передача» в культуре
обычно и происходит через такие вот промежуточные звенья).
Ближе всех к нему родившийся в 1911-м аргентинец Эрнесто
Сабато, парагваец Аугусто Роа Бастос (родился в 1917 году),
мексиканец Хуан Рульфо (в 1918-м). Ко всему прочему, Кортасар
много лет жил у себя на родине совершеннейшим затворником,
скитался по затерянным городкам ла-платской глухомани, то ли
бегая, то ли прячась по всем этим Боливарам и Чивилькоям, а с
начала пятидесятых стал одним из первых, тоже еще «штучных»
тогда латиноамериканских эмигрантов, долго и непросто
адаптировался к Парижу (замечу, что Кортасар — эмигрант вдвойне:
его предки, среди которых баски, немцы и французы,
переселились в Ла-Плату в XIX веке, а детство писателя прошло в
Бельгии и Швейцарии). Так что всю вторую половину жизни он, можно
сказать, разрывался между двумя мирами, существовал в двух
разных временах, на границе двух языков. Откуда, между
прочим, идут навязчивые метафоры заветного места, обетованной
земли в его прозе. Уже упоминавшийся Морелли, писатель намёток
и обрывков, отшельник в центре Парижа, мечтает, чтобы среди
хлама его прозаических записей читатель когда-нибудь
нечаянно наткнулся на полузасыпанный след такого «забытого
царства».

При всех биографических и мировоззренческих различиях упомянутых
прозаиков, их, как и многих не названных здесь соратников
Кортасара, в конце пятидесятых — начале шестидесятых объединило,
пожалуй, одно. Главным вопросом для них стала сама
многоликая, разновременная, не умещающаяся в позитивистском уме
реальность Латинской Америки, а соответственно и возможность
передать собственный перпендикулярный опыт в новой, еще
небывалой литературе (не стану сейчас вспоминать и
обсуждать, насколько подобная, кардинально переломная
ситуация оказалась тогда — впервые в таком масштабе! — общей для
интеллектуалов всей планеты, живи они в шумные шестидесятые
на территории США или на европейском континенте, в России или
в Японии). Для Кортасара этот вопрос — политической и
идеологической его составляющих, очень значимых и для него, и для
его «левых» соратников по обе стороны океана, здесь
опять-таки не касаюсь — имел две стороны. Если говорить в рабочем
для всякого писателя порядке, перед ним встала, во-первых,
проблема фантастического в искусстве и, во-вторых, проблема
свободного, неканонического жанра в прозе. Отсюда, среди
прочего, его писательские размышления о фантастике, которых в
нижеследующей книге немало. И отсюда же его поисковые,
синтетические книги-коллажи вроде «Путешествия вокруг одного дня на
восьмидесяти мирах» и «Последнего раунда» (каждая из них —
своеобразное колесо обозрения), избранные страницы из которых
и составляют основу настоящего тома.

Ни социально-критический, ни бытописательски-натуралистический
роман, царивший в провинциальных, по всем понятиям,
латиноамериканских литературах 30–40-х годов ХХ века, Кортасара — и его,
условно говоря, сверстников в Мексике, Парагвае и Гватемале,
Бразилии, Перу и Чили — нимало не устраивал (пародий на
подобный декоративно-опереточный «реализм» в романах и эссе
Кортасара или, скажем, Пуига можно найти немало). Так что
затянувшиеся у Кортасара поиски литературного «я» и его
отсроченный полновесный дебют объясняются еще и этим обстоятельством.
Впрочем, путь поднимавшегося тогда «магического реализма»
его тоже не соблазнял. Да и помогавшего, скажем, Карпентьеру
и Астуриасу негритянского или индейского начала, архаических
верований, диковинных обрядов и легенд в культуре Аргентины
практически не было. Однако основоположников ла-платской
фантастической новеллы — уругвайца Орасио Кирогу, аргентинца
Леопольдо Лугонеса — Кортасар жаловал не слишком: это была
фантастика экзотики, фантастика как условный литературный
прием, уловка, о

Страница: | 1 | 2 | 3 |     Дальше>>








Автор текста: Борис Дубин



Подробности здесь

Стихотворения на сайте «Испаноязычный мир» здесь

Издано на mir-es.com



Комментарии произведения : Испаноязычный мир: поэзия, изобразительное искусство, музыка, голоc.
 Комментарии



Оставить свой комментарий

Обязательные поля отмечены символом *

*Имя:
Email:
*Комментарий:
*Защита от роботов
Пять плюс 3 = цифрой
*Код на картинке:  



Вернуться назад





     



 
Получите электронный абонемент mir-es.com


Купить абонемент

с помощью ЮMoney   



Для развития проекта mir-es.com ссылка

Устанавливайте HTML-код ссылки:

BB-код для форумов:







Главная   Новости   Поэзия   I   Переводчики   I   Галерея   Слайд-шоу   Голос   Песни   Уроки   Стихи для детей   Фильмы  I   Контакты      Регламент

© 2023 г. mir-es.com St. Mir-Es



Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом.
При использовании материалов указание авторов произведений и активная ссылка на сайт mir-es.com обязательны.

       
         


Яндекс.Метрика